100 великих кинофильмов(ч.1)

— Мы позволяли себе все — лишь бы добиться живого звучания. Барнет говорил: „Чег'т знает что! Что за тг'ещотки у тебя! Это что — пулемёты?! Ты же слышал настоящие. Давай пг'идумывать, что делать!“ И вот мы учиняем метрах этак в восьмистах от аппарата — не сразу нашли дистанцию — настоящую пулемётную пальбу. Мы „ковыряли“ звук по-варварски. Не боялись играть со звуком — как дети — бух-бух! И для фугасных взрывов мы нашли примерно такое сочетание: три одновременных удара — дранкой по дранке, мягкой кувалдой в барабан и — по басовым клавишам рояля.
Барнет очень любил неожиданные сопоставления звуков. Вот как собачий вой под гитару.
Но что он особенно обожал, так это переносить звук одного изображения на другое. Помню, приходит возбуждённый, сверкает весь: «Ленька, а знаешь, куда я твой пулемёт подложил! Под сапожную машину!» Тут он просто не знал удержу — и спорить с ним было бесполезно».
Отсняв натуру, группа «Окраины» в сентябре вернулась в Москву.
Первый публичный просмотр на студии был для Барнета и его товарищей тем, что называют «счастливейшим моментом в жизни». Слухи о картине уже распространились, поэтому на просмотре оказались не только «межрабпомовцы» — были Донской, Мачерет, Тимошенко, Пырьев (ещё не маститые, но уже известные), были Николай Охлопков и Алексей Попов, были многие, чьи имена и труды слагают историю нашего кинематографа. «Честно признаюсь, — говорил Александр Вениаминович Мачерет, — я как-то ничего больше „Домика на Трубной“ не ожидал, да и многие, наверно, тоже. Привыкли уже к тому Барнету. А это было не то. Барнет и не Барнет…».
Картину приняли безоговорочно — ни одного замечания не было зафиксировано протоколом.
Триумфально закончился просмотр в Ленинграде. «Он проходил в помещении ленинградской АРРБ, — вспоминает Сергей Аполлинариевич Герасимов. — И когда зажёгся свет, ударили невероятные аплодисменты и раздались крики: „Автора! Автора!“ И когда он вышел на сцену — во всей своей безграничной красе, восторг поднялся ещё больше».