Работа актера над собой(ч.4)

Были даже предчувствия предобморочного состояния,- конечно, на секунды. Они проходили так же быстро, как появлялись. Тем не менее иллюзия оставляла следы. И сейчас мне кажется, что испытанное тогда могло, бы произойти и в подлинной жизни. Вот как я впервые почувствовал намек на то состояние, в котором много от подсознания, которое теперь я так хорошо знаю на сцене,- заключил рассказ Аркадий Николаевич.
- Да, но это не линия жизни, а какие-то клочки, обрывки ее.
- А вы, может быть, думаете, что линия подсознательного творчества непрерывна или что артист на подмостках переживает все так же, как и в действительности?
Если бы это было так, то душевный и физический организм человека не выдержал бы работы, которая предъявляется к нему искусством.
Как вы уже знаете, мы живем на сцене эмоциональными воспоминаниями о подлинной, реальной действительности. Они минутами доходят до иллюзии реальной жизни. Полное, непрерывное забвение себя в роли и абсолютная, непоколебимая вера в происходящее на сцене хоть и создаются, но очень редко. Мы знаем отдельные, более или менее продолжительные периоды такого состояния. В остальное же время жизни в изображаемой роли правда чередуется с правдоподобием, вера с вероятием.
Как у меня, при шуточной операции, так и у Названова, при последнем исполнении этюда "сжигания денег", были моменты головокружения. Во время них наши человеческие жизни с их эмоциональными воспоминаниями, так точно, как и жизни исполняемых нами ролей, так тесно сплетались между сх^бой, что нельзя было понять, где начинается одна и где кончается
Другая.
- Вот это-то и есть вдохновение! - настаивал я.
- Да, в этом процессе много от подсознания,- поправил Торцов.
- А там, где подсознание, там и вдохновение!
- Почему же вы так думаете? - удивился Торцов, тотчас же обратился к сидящему близ него Пущину:
- Быстро-быстро, не думая, назовите какой-нибудь предмет, которого нет здесь!
- Оглдбля!
- Почему же именно "оглобля"?
- Не разумею!
- И я тоже "не разумею", и никто этого не "разумеет".