Кино между адом и раем(ч.2)

– от счастья – к несчастью. Все аттракционы были подчинены развитию конфликта. Конфликт развивался по этой схеме до катарсиса. Вместо вызывающе импровизационного набора шокирующих аттракционов появилась логическая конструкция простой и абсолютно ясной драматической истории. Тут-то и проявились глубина и покоряющее всех эмоциональное воздействие искусства. Для этого пригодилась идея театральных аттракционов. Только теперь они получили мощную поддержку кинематографических деталей. Они были в Центре каждого аттракциона. Благодаря этим деталям на зрителей обрушился поток эмоциональной информации в четких кадрах-картинках. Это было что-то совершенно новое. Очевидцы говорят, что первые зрители испытывали эмоциональный шок. Прежде ни в одном искусстве Детали не выступали как самостоятельный компонент. Деталь – это часть целого. Кино выделяет эту часть, ограничивает ее рамкой экрана, показывает как что-то художественно завершенное. И часть работает
как самостоятельный художественный образ, или аттракцион. Силу детали Эйзенштейн понял раньше всех. И, как мыслитель, доводящий идею до предельной выразительности, он понял, что размеры детали не играют никакой роли. Важна ее функция в рассказе. «В кино эмоциональное воздействие определяется крупностью плана. Таракан, снятый крупным планом, страшнее, чем стадо бешеных слонов, бегущих по джунглям, снятых общим планом». Это полностью относится к деталям. Часть, которая выражает целое, может быть любых размеров и на экране и в реальности.
Во весь экран показано мясо. кишащее червями, – им кормят матросов на «Потемкине». Две секунды – и вы эмоционально на стороне матросов, потому что этих червей вам сунули прямо в лицо.
Протестующих матросов схватили – сейчас их расстреляют. На них наброшен брезент – одна общая повязка на все глаза. Эта деталь вовлекает вас в событие – вы там, под этим брезентом. Вы забываете, что это всего лишь выдумка режиссера. С точки зрения здравого смысла глупо закрывать матросов брезентом – будет трудно попасть.